Не было печали - Страница 99

Харри наблюдал, как они исчезали в пасти прожорливого пса, и все пытался решить, что же ему следует предпринять. Если вообще что-то следовало предпринимать. Ведь Арне Албу не читал Уильяма Шекспира — уж в этом-то он был уверен на все сто.

Когда от антрекота не осталось и следа, Грегор с новой силой громко залаял на дорогу. Харри подошел к перилам и отвязал цепь. Он едва удержался на ногах на скользкой почве, когда Грегор попытался вырваться, а потом последовал за ним по тропинке, ведущей через дорогу, и дальше по крутому склону, где внизу черные волны разбивались о гладкие скалы. Ноги увязали в высокой мокрой траве, словно она пыталась удержать его, но только когда под мартенсами Харри заскрипели легкие камешки и песок, Грегор остановился, задрав вверх толстый хвост. Они оказались на берегу. Был прилив, вода почти достигала края густо поросшего травой склона и накатывала на пляж с таким шипением, будто морская пена выносила на берег углекислоту, оставленную на песке очередной волной. Грегор снова залаял.

— Он что, на катере отсюда смылся? — спросил Харри то ли Грегора, то ли себя самого. — Один или с кем-то еще?

Ответа, разумеется, не последовало. Как бы там ни было, следы в этом месте заканчивались. Харри потянул за ошейник, однако огромный ротвейлер не сдвинулся с места. Тогда Харри зажег карманный фонарик марки «Маглите» и направил его в сторону набегавших волн. Но ничего, кроме гребней, напоминавших белые полоски кокаина на черном стекле, не увидел. Мелководье тянулось, судя по всему, далеко от берега. Харри снова потянул за ошейник, но тут Грегор начал рыть когтями песок и жутко завыл.

Харри вздохнул, выключил фонарик и направился обратно к дому. В кухне он сварил себе кофе, прислушиваясь к раздававшемуся вдалеке собачьему лаю. Харри допил чашку и снова отправился на берег, нашел углубление в скале, где и укрылся от ветра. Он закурил сигарету и попытался сосредоточиться. Потом завернулся в пальто и закрыл глаза.

Как-то ночью, когда они лежали у нее в постели, Анна высказала одну мысль. Скорее всего, это произошло уже ближе к концу их полуторамесячного романа — и скорее всего, он был гораздо трезвее обычного, раз уж запомнил ее слова. Она сказала, что кровать ее — корабль, на борту которого они с Харри, два одиноких, потерпевших крушение человека мечутся по бурным водам и больше всего на свете боятся увидеть землю. Неужели так и случилось, неужели и впрямь они увидели землю? Ему казалось, что это не так, что ему удалось списаться на берег, просто прыгнув через борт. Но может быть, он ошибался.

Он закрыл глаза и попытался представить, как она выглядела. Не тогда, когда они были в роли потерпевших крушение, а тогда, когда он видел ее в последний раз. Тогда они пообедали. Это точно. Она налила ему чего-то, может, вина? Он выпил? Точно. Она еще подлила, он совершенно потерял контроль над собой. Налил себе сам. Она смеялась. Целовала его. Танцевала перед ним. По обыкновению, нашептывала в ухо ласковые слова. А потом они бросились в постель и пропали в объятиях друг друга. Неужели и вправду она с такой легкостью пошла на это? А он?

Нет, так быть не могло.

Но Харри не знал наверняка, как все было. И не мог до конца отбросить мысль, что он с блаженной улыбкой нежился в объятиях вновь обретенной любовницы в доме на Соргенфри-гате, в то время как Ракель в Москве лежала, уставившись в потолок гостиничного номера, и ей никак не удавалось заснуть, потому что она могла потерять сына.

Харри поежился. Сырой, промозглый ветер пронизывал его насквозь, словно он был привидением. До сих пор он старательно отгонял от себя эти мысли, а тут они разом нахлынули на него. Если уж он не знает, мог ли предать самое дорогое в жизни, то как ему судить о своей способности совершить тот или иной поступок? Если верить Эуне, в состоянии опьянения человек либо проявляет свою истинную суть, либо, напротив, прячет ее. Но как знать, что именно в нем заложено?! Люди же не роботы, да и химические процессы в мозгу протекают когда как. Кто сумеет перечислить все, что человек может натворить под воздействием обстоятельств или материальных катализаторов?

Харри вздрогнул и выругался. Только теперь он все понял. Понял, зачем ему было необходимо найти Арне Албу, прежде чем того заставят замолчать навеки. Не потому, что он полицейский до мозга костей, и не потому, что защита принципов правового государства стала его личным делом. А потому, что ему нужно было знать, как все произошло на самом деле. А Арне Албу — единственный, кто мог рассказать об этом.

Харри снова закрыл глаза. Ветер слабо посвистывал в трещинах гранитных скал, внося разнообразие в тягучий, монотонный шум моря.

Когда он вновь открыл глаза, было уже не так темно. Ветер разогнал облака, и над ним матово светили звезды. Луна переместилась на небосклоне. Харри посмотрел на часы. Он просидел в укрытии почти целый час. Грегор все так же бешено лаял в сторону моря. Он поднялся на одеревенелых ногах и направился к нему. Начался отлив, вода отступила, и под ногами у него оказался широкий песчаный пляж.

— Пойдем, Грегор, ничего нам здесь не найти.

Пес попытался куснуть его, когда Харри взялся за ошейник, и он инстинктивно отступил на шаг назад. Прищурившись, посмотрел в сторону моря. Лунные блики играли на черной поверхности воды, но он все же увидел впереди то, чего не разглядел, когда приливная волна достигала максимального уровня. Похоже, там торчали верхушки двух кнехтов. Харри подошел к самой воде и снова включил фонарик.

— Господи Иисусе! — прошептал он.